Мои ноги сделаны из пенопласта.
Мое сердце сокращается со скоростью двести ударов в минуту.
Мое дыхание может заглушить рев урагана.
В коридоре по-прежнему было темно и тихо. Чудовища и привидения не появлялись. Постепенно приступ паники прошел. Я несколько раз глубоко вздохнул и вытер пот со лба.
Стоять здесь не имело смысла. Нужно идти вперед. Если уж я забрался сюда, придется осмотреть клинику.
Медленно, придерживаясь рукой стены, я пошел к лестнице. Так тихо, как только мог. Даже дышать, кажется, перестал.
Где же этот псих с фонариком? Вот это картина – два психа в темном доме. Один с фонариком, другой без. Я зажал рот рукой, подавляя истерический смешок.
Шаг, прислушаться, вдохнуть, еще шаг…
За пару метров до лестницы я увидел выбивающуюся из-под двери полоску света. Того самого. Тусклого, с красноватым оттенком.
Это была дверь кабинета, в котором убили якудза.
В комнате кто-то находился. Я ничего не слышал, но чужое присутствие ощущалось очень ясно. Этот «кто-то» притаился за дверью, как я в тот раз.
На меня снова напало оцепенение. Как в кошмарном сне. Когда хочешь бежать, но не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Я услышал тихий шорох и мягкие шаги. Топ-топ, топ-топ, топ-топ… От двери в глубь кабинета. Полоска света дрогнула и стала едва различимой.
Шаги показались мне знакомыми. Тот, кто находился в кабинете, был маленького роста. Ребенок…
Уже зная, что увижу, я толкнул дверь.
Мозг завопил, тело отреагировало на этот вопль выбросом адреналина. Я успел дико пожалеть о своем поступке. Но изменить ничего не мог. Дверь медленно ползла в сторону, в увеличивающуюся щель лился призрачный свет, а я стоял, не в силах пошевелиться или хотя бы закричать от ужаса.
Наконец дверь тихонько ударилась о стопор.
На столе у окна, прямо напротив двери, сидела обезьяна. Рядом с ней стоял бумажный фонарик. Он заливал комнату ровным красноватым светом.
Обезьяна посмотрела на меня и почесала бок.
Я зашел в комнату и закрыл за собой дверь.
Я закрыл за собой дверь. Сухой стук, щелчок замка.
Ну и что теперь делать? – промелькнула мысль. Ничего подходящего в голову не приходило. Все, что я смог сделать – вытаращиться на обезьяну. Ну и прислониться к стене. Так, на всякий случай. Вдруг мое спокойствие – это просто шок. Неизвестно, что будет, когда он пройдет.
Так миновало несколько минут. Я смотрел на обезьяну, она – на меня.
Идиотская ситуация. Донельзя идиотская.
И тут обезьяна превратила просто идиотскую ситуацию в фантастическую. Она еще раз почесала левый бок и сказала писклявым голосом:
– Не… принес… пива… ты?
Хорошо, что я прислонился к стене. Падать на кафельный пол было бы очень больно. А так я тихо сполз по стене вниз, и обошлось без ушибов.
Спокойно, сказал я себе, спокойно, это всего лишь галлюцинация. Самая обыкновенная галлюцинация. Глюк. Бред. Ничего особенного. Меня не устраивает объективная реальность, и я выдумал себе другую. В моей придуманной реальности обезьяны болтают и обожают пиво. Все объясняется очень легко.
Я судорожно сглотнул. Спокойно…
– У тебя… так… нет… пива? – повторила обезьяна.
Я помотал головой.
– Капельки ни?
Моя голова опять мотнулась из стороны в сторону.
Обезьяна разочарованно выпятила нижнюю губу.
Во всяком случае, мне показалось, что разочарованно. Как на самом деле обезьяны выражают разочарование, я не знал.
– Пива… принеси… следующий раз… придешь… когда, – недовольно пропищала обезьяна.
Слова она выговаривала быстро, но паузы между ними тянулись по несколько секунд. Словно она каждый раз вспоминала нужное слово. На их странный порядок я обратил внимание не сразу. Удивили почему-то именно эти паузы.
Я ничего не ответил. Заставить себя разговаривать с галлюцинацией было выше моих сил.
– Пришел чего? Бар приходить хотел не. А сюда пришел. Чего?
– Не знаю, – пробулькал я.
– Не знает. Не знает. Он. Не если знаешь, зачем приходить? У времени меня мало. Пришла раз прошлый я, ты молчал. Сам пришел, молчишь еще раз. Молчать некогда мне тобой с.
Обезьяна была явно раздражена. Раздраженная обезьяна – еще то зрелище.
– Кто ты? – спросил я.
– Видишь не?
– Не знаю… То есть этого ведь не может быть…
Обезьяна внимательно осмотрела себя. Будто желая убедиться в том, что она на самом деле существует.
– Как быть может не? А ты может?
– Что? – Понять ее было нелегко.
– Ты быть может? Ты есть?
Я пожал плечами. Сейчас я не был уверен ни в чем.
– Ты была за рулем того автобуса? Ну, который чуть не сбил меня? Мне не показалось? Это действительно была ты?
Обезьяна сложила губы трубочкой и зачмокала ими.
Видимо, это был какой-то специфический обезьяний жест. Человеку знающему он бы о чем-то сказал. Я же не понял ничего и повторил вопрос.
– Мы, – сказала обезьяна. У нее получилось «ми-и».
– Зачем? Ты хотела убить меня?
Обезьяна отвернулась. Хвост несколько раз нервно дернулся.
– Почему ты не отвечаешь?
– Не хотим. Бар приходи. Приходи бар.
– Записки – это тоже твоя работа?
– Ми-и, – кивнула обезьяна.
– А бар? Ты знаешь негра? Кто он? Что это вообще за место?
– Наше место.
– Твое?
– Наше. Ты, ми-и. Гости приходить можем. Жить можем. Наше место.
– Он на самом деле существует?
Обезьяна наклонила голову.
– Почему же я его не нашел тогда? – спросил я.
Ощущение неестественности происходящего немного притупилось. Я почти забыл о том, что нахожусь в здании клиники, в которой произошло двойное убийство. В пустом, опечатанном полицией здании, где-то в трущобах, на окраине города. И мой собеседник – обезьяна. К тому же ужасно говорящая по-японски.